Да, боже…

Я мелко дрожу в его объятиях и несдержанно стону в голос, зачем-то пытаясь вырваться. Тихомиров хаотично целует меня в плечо, шею, висок, оставляя на коже влажные следы. Надавив на поясницу, заставляет упереться ладонями в подушку и расставить ноги шире.

Он заполняет меня собой, как обычно несдержанно и резко. Цедит воздух сквозь зубы с шипящим звуком, входит до самого упора. Сминает ягодицы, гладит, затем до боли впивается в мои бёдра и толкается навстречу.

Богдан обещал, что будет нежнее, но, кажется, у нас с ним разные представления о нежности.

Обессиленно рухнув на подушку, прижимаюсь к его горячему, словно печка, телу. Учащённо дышу, боясь пошевелиться. Кровать узкая, мы с трудом помещаемся. Я не низкого роста — метр семьдесят пять, но рядом с Богданом кажусь миниатюрной дюймовочкой.

— Я пить хочу, — шепчу, отталкивая его от себя.

— И мне принеси.

— Да ты наглеешь, Тихомиров!

Выйдя из комнаты, я захожу на кухню и, открыв дверцу холодильника, достаю бутылку воды, жадно присасываюсь к горлышку. Мозги расплавились, там больше ни единой мысли, ни грамма сожаления. Надеюсь, что утром задремавшая совесть всё же проснётся и хотя бы чуточку меня помучает.

Открываю глаза ещё до того, как заиграет будильник.

Осторожно, чтобы не разбудить Богдана, встаю с дивана и сладко потягиваюсь.

Тихомиров спит мёртвым сном, никак не реагируя на то, что я наконец скинула с себя его огромную, тяжёлую ручищу. Мне с трудом удалось заставить его лечь в третьем часу ночи. Неугомонный, необузданный дикий зверь. Спать теперь хочется невероятно, а ещё ужасно болят мышцы.

Я принимаю душ, переодеваюсь в закрытую до горла блузу и длинную, до колен юбку. Чтобы ни намёка больше! Я просто не вынесу ещё одного раза.

Богдан продолжает спать, до начала рабочего времени остаётся два часа. Я выхожу на улицу и, обойдя дом, собираю плоды с деревьев: черешню, сливу, абрикос. Здесь этого добра навалом.

Я не особо люблю готовить, но сейчас почему-то хочется.

Поставив в духовку пирожки, которые слепила на скорую руку, ухожу в комнату и перед высоким, в пол зеркалом наношу на лицо макияж, вытягиваю утюжком волосы. Оставшись довольна результатом, открываю дверь и натыкаюсь на Богдана. Он… Чёрт!.. Он абсолютно голый! Стоит передо мной, совершенно не стесняясь своей наготы. Впрочем, стесняться ему действительно нечего: стальные мышцы, узкие бёдра, широкие плечи и… Я повторяюсь, да. Внушительного размера прибор.

Поднимаю взгляд и выставляю перед собой руки, воинственно защищаясь.

— Не подходи больше!

— И тебе доброе утро, — усмехается он.

Богдан бегло осматривает мой закрытый наряд, недовольно хмурится. Осознав, что утром ему ничегошеньки не светит, проходит мимо и идёт в душ.

Я честно стараюсь не смотреть, но… взгляд цепляется за крепкую мужскую задницу. Шумно вздохнув, недоумеваю. Что. Он. Со мной. Делает? Отец точно проклял бы меня после таких поступков.

Богдан появляется на кухне спустя двадцать минут. В одежде. Футболка-поло и джинсы.

Я как раз достаю из духовки пирожки. Они так обалденно пахнут, что рот мгновенно наполняется слюной.

— Мне нужно ехать, — сообщает Тихомиров.

— Возьмёшь с собой пирожки? Я сама все не съем.

Он опирается локтями о барную стойку и наблюдает за тем, как я суечусь. Так пристально смотрит, что мне не по себе. А затем не выдерживает и, подойдя ближе, заключает в свои объятия. Зарывается лицом в мои волосы, целует в висок.

— Богдан… — не выдержав, вздыхаю я. — Ты ведь помнишь, о чём мы договаривались? Ничего серьёзного.

— Мне не нужно повторять дважды, — произносит без улыбки.

— Окей. Я просто предупредила…

Он забирает пирожки, направляется на выход. Открыв дверь, оборачивается.

— Я заеду вечером.

Не спрашивает — утверждает. Наверное, после этой ночи я бы с радостью не видела его как минимум неделю, чтобы отойти и восстановить силы. Потому что сейчас складывается ощущение, будто меня беспощадно перекрутили через мясорубку.

Но вместо какой-нибудь колкости в его сторону, я просто согласно киваю.

Глава 21

Под конец рабочего дня на мобильный звонит мама.

Я удивляюсь, потому что мы созваниваемся нечасто. Я бы даже сказала: очень редко. Раз в месяц в лучшем случае.

Оказывается, мелкая заболела. Дарина. Ей всего девять. В больнице поставили правостороннюю пневмонию и отправили лечиться домой, так как отделение пульмонологии забито под завязку. Мать оббегала все аптеки — оказалось, что ни в одной нет прописанных антибиотиков. Это немудрено, потому что у них крошечный городишко и аптек раз-два и обчёлся.

Я ввожу в поиске название препарата и проверяю наличие в нашем городе. Есть. В огромном количестве. Пообещав маме, что скоро буду, закрываю ноутбук, даю указания подчинённым и тут же выхожу из офиса.

В аптеке я затариваюсь впрок. Мало ли, вдруг курс лечения или дозировку увеличат.

У мамы, помимо меня, трое детей. Ване восемнадцать вот-вот исполнится, и осенью он собирается в армию. Сережке — двенадцать, а младшей, Дарине, в апреле стукнуло девять. На её день рождения меня не приглашали. Я сама купила подарки и приехала вместе с Тимуром в гости, чтобы поздравить сестрёнку. Несмотря на негодование нового маминого мужа, Даринка сильно радовалась. Едва до потолка не прыгала.

Наверное, будь я чуть помладше, непременно бы ревновала, потому что на самом деле новость о том, что у мамы уже трое детишек, я восприняла непросто. Всё своё сознательное детство я ждала, что она вот-вот к нам вернётся. Папа изменится, станет терпимее, а мама простит и приедет. Станет заботиться обо мне и любить. Каждый свой день рождения я загадывала одно-единственное желание: чтобы у меня была полная семья. Я очень скучала по маме, хотя почти не помнила её, лишь по фотографиям понимала, что она красивая и добрая.

В Ясную Поляну ехать недалеко, примерно сто километров. О чём бы мама ни попросила, я всегда бросаю все свои дела и мчу к ней. Хочу быть нужной, особенно в такие моменты.

Одноэтажный дом с полуразрушенным деревянным забором, неухоженная территория, поросшая высокой травой, и скрипучая калитка с потрескавшейся краской.

Прохожу по вытоптанной дорожке, сжимая в обеих руках пакеты с покупками. Не устояла. Помимо лекарств, взяла продукты, игрушки, кое-какую одежду для мальчишек. Знаю, что они растут очень быстро и мать не успевает покупать им новые вещи. Она у меня трудится продавцом в местном магазине, получает небольшой процент от выручки.

— Светка! Привет! — выбегает мне навстречу Серёжа. Средний мамин сын.

— Привет! — улыбаюсь, глядя на него. — Ничего себе, как ты вымахал! Скоро и меня догонишь!

Он тут же подхватывает пакеты, помогает занести в дом. Хороший мальчишка и очень трудолюбивый. Это с Ванькой, старшим, у мамы много проблем. Когда бы я ни приехала и ни звонила, она всегда на него жалуется. Учиться не хочет, работать не хочет. Курит, пьёт. Трудно ей с ним. Надеется, что армия поможет сделать из Вани настоящего мужчину.

— Мама где? — спрашиваю у Серёжки, войдя в дом и начав разгружать пакеты.

— В магазин побежала. Сказала, что ты приедешь и надо хотя бы печенье к чаю купить.

— Боже, зачем?! Я привезла печенье! И торт, и эклеры, и шоколад.

Лицо Сережи сияет довольной улыбкой. Я протягиваю ему коробку любимых пирожных, и он тут же съедает три штуки.

— А вон и мама идёт! — сообщает Сережка, ткнув пальцем в окно.

Я выхожу на улицу, ускоряю шаг. Сердце учащённо колотится о рёбра и болезненно сжимается, когда мама поднимает взгляд пронзительных зелёных глаз и смотрит прямо на меня. Клянусь, в этот момент я вижу в её постаревшем, измученном тяжёлой жизнью лице частичку себя. Мы так похожи, боже… Нос, глаза, губы, фигура и даже родинка на левой щеке.

— Привет, Света, — выдержанно кивает она. — Привезла?